In VN’s novel Transparent Things (1972) Hugh Person meets Mr. R. (the writer who lives in his house at Diablonnet) in Versex, in a hotel:
He did do something about it, despite all that fond criticism of himself. He wrote her a note from the venerable Versex Palace where he was to have cocktails in a few minutes with our most valuable author whose best book you did not like. Would you permit me to call on you, say Wednesday, the fourth? Because I shall be by then at the Ascot Hotel in your Witt, where I am told there is some excellent skiing even in summer. The main object of my stay here, on the other hand, is to find out when the old rascal's current book will be finished. It is queer to recall how keenly only the day before yesterday I had looked forward to seeing the great man at last in the flesh.
There was even more of it than our Person had expected on the strength of recent pictures. As he peeped through a vestibule window and watched him emerge from his car, no clarion of repute, no scream of glamour reverbed through his nervous system, which was wholly occupied with the bare-thighed girl in the sun-shot train. Yet what a grand sight R. presented - his handsome chauffeur helping the obese old boy on one side, his black-bearded secretary supporting him on the other, and two chasseurs from the hotel going through a mimicry of tentative assistance on the porch steps. The reporter in Person noted that Mr. R. wore Wallabees of a velvety cocoa shade, a lemon shirt with a lilac neck scarf, and a rumpled gray suit that seemed to have no distinction whatever - at least, to a plain American. Hullo, Person! They sat down in the lounge near the bar. (Chapter 10)
Versex not only blends “verse” with “sex,” but also seems to hint at “vertex” (in geometry, a point where two or more curves, lines, or edges meet). In turn, “vertex” brings to mind minutnyi vertige (a momentary vertigo) mentioned by Pavel Petrovich Kirsanov after his duel with Bazarov in Turgenev’s novel Ottsy i deti (“Fathers and Sons,” 1862):
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета... "Он мне прямо в нос целит, - подумал Базаров, - и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов..." Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. "Слышал, стало быть ничего", - успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
Павел Петрович дрогнул слегка и хватился рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам.
Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику.
— Вы ранены? — промолвил он.
— Вы имели право подозвать меня к барьеру, — проговорил Павел Петрович, — а это пустяки. По условию каждый имеет еще по одному выстрелу.
— Ну, извините, это до другого раза, — отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть. — Теперь я уже не дуэлист, а доктор и прежде всего должен осмотреть вашу рану. Петр! поди сюда, Петр! куда ты спрятался?— Все это вздор... Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, — промолвил с расстановкой Павел Петрович, — и... надо... опять... — Он хотел было дернуть себя за ус, но рука его ослабела, глаза закатились, и он лишился чувств.
— Вот новость! Обморок! С чего бы! — невольно воскликнул Базаров, опуская Павла Петровича на траву. — Посмотрим, что за штука? — Он вынул платок, отер кровь, пощупал вокруг раны... — Кость цела, — бормотал он сквозь зубы, — пуля прошла неглубоко насквозь, один мускул, vastus externus, задет. Хоть пляши через три недели!.. А обморок! Ох, уж эти мне нервные люди! Вишь, кожа-то какая тонкая.
— Убиты-с? — прошелестел за его спиной трепетный голос Петра. Базаров оглянулся.
— Ступай за водой поскорее, братец, а он нас с тобой еще переживет.
Но усовершенствованный слуга, казалось, не понимал его слов и не двигался с места. Павел Петрович медленно открыл глаза.
«Кончается!» — шепнул Петр и начал креститься.
— Вы правы... Экая глупая физиономия! — проговорил с насильственною улыбкой раненый джентльмен.
— Да ступай же за водой, черт! — крикнул Базаров.
— Не нужно... Это был минутный vertige... Помогите мне сесть... вот так... Эту царапину стоит только чем-нибудь прихватить, и я дойду домой пешком, а не то можно дрожки за мной прислать. Дуэль, если вам угодно, не возобновляется. Вы поступили благородно... сегодня, сегодня — заметьте.
— О прошлом вспоминать незачем, — возразил Базаров, — а что касается до будущего, то о нем тоже не стоит голову ломать, потому что я намерен немедленно улизнуть. Дайте, я вам перевяжу теперь ногу; рана ваша — не опасная, а все лучше остановить кровь. Но сперва необходимо этого смертного привести в чувство.
Bazarov moved slowly forward, and Pavel Petrovich, his left hand thrust in his pocket, walked towards him, gradually raising the muzzle of his pistol.... 'He's aiming straight at my nose,' thought Bazarov, 'and doesn't he blink down it carefully, the ruffian! Not an agreeable sensation though. I'm going to look at his watch chain.'
Something whizzed sharply by his very ear, and at the same instant there was the sound of a shot. 'I heard it, so it must be all right,' had time to flash through Bazarov's brain. He took one more step, and without taking aim, pressed the spring.
Pavel Petrovich gave a slight start, and clutched at his thigh. A stream of blood began to trickle down his white trousers.
Bazarov flung aside the pistol, and went up to his antagonist. 'Are you wounded?' he said.
'You had the right to call me up to the barrier,' said Pavel Petrovich, 'but that's of no consequence. According to our agreement, each of us has the right to one more shot.'
'All right, but, excuse me, that'll do another time,' answered Bazarov, catching hold of Pavel Petrovich, who was beginning to turn pale. 'Now, I'm not a duellist, but a doctor, and I must have a look at your wound before anything else. Pyotr! come here, Pyotr! where have you got to?'
'That's all nonsense.... I need no one's aid,' Pavel Petrovich declared jerkily, 'and ... we must ... again ...' He tried to pull at his moustaches, but his hand failed him, his eyes grew dim, and he lost consciousness.
'Here's a pretty pass! A fainting fit! What next!' Bazarov cried unconsciously, as he laid Pavel Petrovich on the grass. 'Let's have a look what's wrong.' He pulled out a handkerchief, wiped away the blood, and began feeling round the wound.... 'The bone's not touched,' he muttered through his teeth; 'the ball didn't go deep; one muscle, vastus externus, grazed. He'll be dancing about in three weeks!... And to faint! Oh, these nervous people, how I hate them! My word, what a delicate skin!'
'Is he killed?' the quaking voice of Pyotr came rustling behind his back.
Bazarov looked round. 'Go for some water as quick as you can, my good fellow, and he'll outlive us yet.'
But the modern servant seemed not to understand his words, and he did not stir. Pavel Petrovich slowly opened his eyes. 'He will die!' whispered Piotr, and he began crossing himself.
'You are right ... What an imbecile countenance!' remarked the wounded gentleman with a forced smile.
'Well, go for the water, damn you!' shouted Bazarov.
'No need.... It was a momentary vertigo.... Help me to sit up ... there, that's right.... I only need something to bind up this scratch, and I can reach home on foot, or you can send a droshky for me. The duel, if you are willing, shall not be renewed. You have behaved honourably ... to-day, to-day—observe.'
'There's no need to recall the past,' rejoined Bazarov; 'and as regards the future, it's not worth while for you to trouble your head about that either, for I intend being off without delay. Let me bind up your leg now; your wound's not serious, but it's always best to stop bleeding. But first I must bring this corpse to his senses.' (Chapter XXIV)
The characters in Turgenev’s novel include Princess R. (Pavel Petrovich’s late mistress). “Fathers and Sons” bring to mind the last sentence of VN’s novel: “Easy, you know, does it, son.” At the beginning of Turgenev’s story Chasy (“The Watch,” 1877) the narrator says: “My name is, you know, Aleksey.”
Hugh Person reminds one of Chekhov's humorous story Persona ("A Person of Distinction," 1886). In his reminiscences of Chekhov, Iz zapisnoy knizhki (o Chekhove), "From a Notebook. On Chekhov" (1914), Amfiteatrov calls Chekhov "a grandson of Bazarov" (the main character in Fathers and Sons):
Медик и физиолог, внук Базарова, сидел в нём крепко и не допускал самообманов.
According to Amfiteatrov, in order to understand Chekhov's attitude to women one must reread "Fathers and Sons" and seriously think over Bazarov's love for Mme Odintsov:
Кто хочет понять Чехова в его ясном и естественном взгляде на женщину, тот должен перечитать "Отцов и детей" и серьёзно вдуматься в любовь Базарова к Одинцовой. Там, в намёке тургеневского проникновения, зарыты корни и исходные точки прекрасной женской галереи, которую завещал нам великий художник Чехов.
In his memoir essay Amfiteatrov quotes what Chekhov once told him: "if the devils exist in nature, let the devils write about the devils:"
Потерпев полное любовное крушение, разбитый по всему фронту, мой Демон произносил над прахом своей погибшей возлюбленной весьма трогательный монолог, в котором, между прочим, имелась такая аттестация:
Была ты,
Как изумруд, душой светла!
Чехов оживился:
- Как? что? как?
- "Как изумруд, душой светла..."
- Послушайте, Байрон: почему же ваш Демон уверен, что у неё душа - зелёная?
Рассмешил меня - и стих умер. А после сказал:
- Стихи красивые, а что не печатаете, ей-ей, хорошо делаете, право... Ни к чему все эти черти с чувствами... И с человеками сущее горе, а ещё черти страдать начнут.
- Так символ же, Антон Павлович!
- Слушайте: что же - символ? Человек должен писать человеческую правду. Если черти существуют в природе, то о чертях пусть черти и пишут.
The spectral narrators (including Mr. R.) in Transparent Things seem to be the devils. Amfiteatrov's krasivye stikhi (beautiful verses) about the devils bring to mind Versex.