Alexey Filimonov, poet, man of letters, translator, and devoted Nabokovian, is happy to announce the publication of his collection of poems Звезда-полынья (Zvezda-polyn'ia). The poems pay tribute to Nabokov, St. Petersburg, the Russian Silver Age, and the poets who fired his imagination. See three poems from the collection here: two new compositions and a translation of a poem by Nabokov. Enjoy!
Алексей Филимонов
ВЕЧНАЯ БЕЗДНА НЕЖНА
Влюблённое сердце Спасителю радо,
По-прежнему в мире царит неизбежность,
Как прежде, душе бесконечность - отрада,
И нежность, и нежность, и нежность, и нежность.
Так раньше в лесу, где гирлянды лисичек,
Мне чудился немец в рассеянном встречном.
Я гулом наполнен былых электричек,
И вечным, и вечным, и вечным, и вечным.
Как в детстве, я с горки съезжаю отчизны,
По чёрному льду, и судьба неизвестна,
В ладонях со снегом и счастье, и тризна,
И бездна, и бездна, и бездна, и бездна.
КРОВОПУСКАНИЕ
На парикмахерской ворота,
А вне стены – а на стене,
В халате пёстром тёмный кто-то
Приборы точит в тишине.
Они приходят постригаться,
Одеколоном залиты,
Войдут в потоки демонстраций,
Стирая родины черты.
Я вижу всё, стригомый свыше –
Вот длани, что ведут на Суд.
Цирюльник-ангел нас услышит,
И стричься к Богу поведут.
Ночь, улица, фонарь, цирюльня,
Божественный и личный свет.
Оставлен в глубине июля
Наш вечный и мирской портрет.
Что он сулит, незримый постриг?
Душе неведомо пока.
На небесах стригутся звёзды
И свет сочится в облака.
БАЛЛАДА О ДОЛИНЕ С ВЫСОКИМИ СТВОЛАМИ
Перевод стихотворения Владимира Набокова
Пересекли две машины воскресный ручей,
Остановились на отдых в долине ничьей.
В первой Арт Лонгвуд, флорист (начинающий бес),
Дети с женою, известной как мисс Антилес.
Место в машине второй занимает отец
Лонгвуда, отчим и тесть, застудивший крестец.
К бухте бредут старики, избегая азарта.
Дико звенят сорняки под колёсами Арта.
Ярмарка выдохлась, пёстры облатки плато,
Дети и комиксы вышли на свет из авто.
Лонгвуд в безмолвье застыл, созерцая жучка,
Как тот ползёт по стволу, и взлетит на века.
Поль с костылём, прогрессирует астма Полины,
Два негодяя, в безделье своём неповинны.
“Я бы хотела, – мать молвила сыну-калеке, –
Чтобы ты в мяч научился играть, как ацтеки”.
Арт наподдал по мячу, и тот вырвался ввысь,
Мяч на ветвях сиротливо дрожащих повис.
Словно в могиле, он в ветках зелёных застрял.
Дети взывали, но шар с высоты не упал.
“В юности я никогда не карабкался вверх”, –
Лонгвуд подумал, и ввысь устремился при всех.
Локти исчезли его, а вослед и колени,
В джазовой зелени, чьи ненадёжны ступени.
Потен, скользил по стволу, несмотря на сквозняк.
Ветру листва отвечала: “Заезжий чудак!”
Что диадемы садов! Что гирлянды из света!
Чуден полёт наяву! Лонгвуд взмыл как ракета!
Тщетно семья призывала, как блудного сына,
Арта сойти. “Папа, слезь!” – голосила Полина.
Ангелы с неба сошли, незаметны глядящим
В кущи зелёные, близкие облачным чащам.
Скука мисс Лонгвуд уже перешла в беспокойство.
Он не вернулся. Безумство. Ковбойство. Геройство.
Нечто жена увидала под тёмной корою.
Дети скучали, тут Поль был укушен пчелою.
Три джентльмена искали, где спрятался Арт,
В шляпах бумажных, с колодою розданных карт.
Стали машины на трассе в тоске и опаске,
Вверх ковыляя в долину в ухабистой тряске.
Дерево с Артом пропавшим наполнилось шумом
Съездов, детей, рыбаков, воплем чаек угрюмым.
Пумы кипели в листве и текли анаконды,
Люди слетались под своды, взыскуя свободы:
Древохирурги, пожарные, сыщики, стражи,
“Скорой” бригада, кружащая в танце миражей,
Пьяницы, бомжи; заставшие жён за изменой;
Близких предавшие; ждущие кары мгновенной,
Тени друидов, флористы, гомункулус в банке,
Девушка бледная с чёрной косою цыганки.
Всё побережье от Мыса Кошмара до Лести
Вестью наполнено: Лонгвуд исчез в круговерти!
Дуб поднебесный (где вечностью бредили совы,
Златом сочилась луна) спилен был до основы.
Что же нашли, кроме гусениц? Новенький мяч
В старом гнезде, будто голову срезал палач.
Пень лакированный, розы, перила ажурны,
За виноградной лозою удобства и урны.
Сына и дочь на тот свет проводила она,
Стала невестой фотографу в ретуши сна.
С этой поры Антилес с четырьмя стариками
Часто бывает в долине, укрытой веками.
Там, отобедав, глядят на вершины и дол,
Руки помыв, возвращаются в адов престол.
1953-1957
Comments