Subject
savior in Lik & Salvator Waltz in The Waltz Invention
From
Date
Body
"Была не была, -- сказал Лик вслух, -- нужно освежиться... как рукой... либо умру, либо снимет..." Он сполз по наклону панели и захрустел на гальке. Никого на берегу не было, кроме случайного господина в серых штанах, который навзничь лежал около скалы, раскинув широко ноги, и что-то в очертании этих ног и плеч почему-то напомнило ему фигуру Колдунова.
“In any case,” Lik said aloud, “I have to cool off. …Instant cure. …Either I’ll die or it’ll help.” He slid down the sloping edge of the sidewalk, where the parapet stopped, and crunched across the pebbly beach. There was nobody on the shore except for a shabbily dressed man, who happened to be lying supine near a boulder, his feet spread wide apart. Something about the outline of his legs and shoulders for some reason reminded him of Koldunov.
Actually, it is Lik who dies at the end of the story. This shabbily dressed man lying supine near a boulder is transformed by dying Lik’s imagination into Koldunov’s corpse (Koldunov does not shoot himself dead, of course, but lives on). In the squalid quarter where Koldunov’s family lives there is a lopsided little square but no public fountain (as imagined by Lik).
Lik (1939) begins as follows:
Есть пьеса "Бездна" (L'Abîme) известного французского писателя Suire.
There is a play of the 1920s, called L'Abîme (The Abyss), by the well-known French author Suire.
In his Gimn v chest' chumy ("A Hymn in Honor of the Plague") Walsingham, the feast's chairman in Pushkin's little tragedy Pir vo vremya chumy ("Feast in the Time of the Plague," 1830), mentions mrachnaya bezdna (a gruesome abyss):
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю…
There is ecstasy in a fight
And on the brink of a gruesome abyss…
At the end of VN's play Sobytie (The Event, 1938) Troshcheykin, the portrait painter who fears assassination, compares the late tea after Antonina Pavlovna's birthday party to pir vo vremya chumy:
Трощейкин. О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух. (Барбошину.) Ради Христа, кончайте ваш дурацкий чай! (Act Three)
There is Вальс (Waltz) in Вальсингам (Walsingham). Сальватор Вальс (Salvator Waltz), the main character in VN’s play “Изобретение Вальса” (The Waltz Invention, 1938), is Leonid Barbashin (the killer of whom Troshcheykin is mortally afraid and who never appears in The Event) as imagined by Lyubov’, Troshcheykin’s wife who commits suicide after learning (in the play’s last scene) that Barbashin left the city and went abroad forever. Suire (the playwright’s name in Lik) seems to hint at the French phrase à suivre (to be continued). The story told in The Event is to be continued in The Waltz Invention.
Chem lyudi zhivy? (“What Men Live by?”) is not only a story by Tolstoy, but also a poem (1892) by V. Solovyov (who uses the phrase à suivre at the end of one of his poems):
Люди живы Божьей лаской,
Что на всех незримо льётся,
Божьим словом, что безмолвно
Во вселенной раздаётся.
Люди живы той любовью,
Что одно к другому тянет,
Что над смертью торжествует
И в аду не перестанет.
А когда не слишком смело
И себя причислить к людям, -
Жив я мыслию, что с милой
Мы навеки вместе будем.
According to Solovyov, men live by lyubov’ (love) that attracts one thing to another, triumphs over death and will not stop even in hell. Lyubov’ is the name of Troshcheykin’s wife. According to Waltz, in his game there is but one rule: lyubov’ k chelovechestvu (love to mankind):
СОН: Заметьте, что я ещё не знаю в точности правил вашей игры, я только следую им ощупью, по природной интуиции.
ВАЛЬС: В моей игре только одно правило: любовь к человечеству.
СОН: Ишь куда хватили! Но это непоследовательно: меня вы лишаете мелких прав Лепорелло, а сами метите в мировые Дон-Жуаны. (Act One)
The reporter Son (in the English version, Trance) compares Waltz to a planetary Don Juan and himself, to Leporello. Don Juan and Leporello are characters in Pushkin's little tragedy Kamennyi gost' ("The Stone Guest," 1830) completed, it is supposed, on the morning before the poet's fatal duel. V. Solovyov is the author of Sud’ba Pushkina (“Pushkin’s Destiny,” 1897).
The name Salvator means “savior.” In Lik Koldunov calls Lik “spasitel’” (savior):
Собственно, я готовил тебе этот рассказец ещё в прошлый раз, когда думал... Видишь ли, мне показалось сперва, что судьба -- я старый фаталист -- вложила известный смысл в нашу встречу, что ты явился вроде, скажем, спасителя.
“Actually, I had this little tale all ready for you last time, when it occurred to me that fate – I’m an old fatalist – had given a certain meaning to our meeting, that you had come as a savior, so to speak.”
The Fatalist is the fifth, and last, novella in Lermontov’s Geroy nashego vremeni (“A Hero of Our Time,” 1841). In his essay Lermontov (1899) V. Solovyov calls the poet’s tragic end gibel’ (death; destruction, ruin; loss):
Конец Лермонтова и им самим, и нами называется гибелью. Выражаясь так, мы не представляем себе, конечно, этой гибели ни как театрального провала в какую-то преисподнюю, где пляшут красные черти, ни как совершенного прекращения бытия. О природе загробного существования мы ничего достоверного не знаем, а потому и говорить об этом не будем. Но есть нравственный закон, столь же непреложный, как закон математический, и он не допускает, чтобы человек испытывал после смерти превращения произвольные, не обоснованные его предыдущим нравственным подвигом. Если жизненный путь продолжается и за гробом, то, очевидно, он может продолжаться только с той степени, на которой остановился.
In his “Hymn in Honor of the Plague” Pushkin’s Walsingham says that everything that threatens us with gibel’ hides for a mortal heart inexplicable delights and, perhaps, a promise of immortality:
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
All, all that threatens us with death,
Hides for a mortal heart
Inexplicable delights -
Perhaps, a promise of immortality!
Happy is he who, among agitations,
Could find and taste them.
As he speaks to Lik, Koldunov uses the word pogiblo (was lost) that comes from gibnut’ (to perish) and is related to gibel’:
Послушай, Саша, -- сказал он, невольно его толкая и близко оборачиваясь к нему на узком тротуаре, -- для меня встреча с тобой это знак. Это знак, что не всё ещё погибло, а я, признаться, на днях ещё думал, что всё погибло. Понимаешь, что я говорю?
-- Ну это у всякого бывают такие мысли, -- сказал Лик.
“Listen, Sasha,*” he said, pushing him involuntarily and bringing his face close to Lik’s on the narrow sidewalk. “Meeting you is an omen for me. It is a sign that all is not lost yet, and I must admit that just the other day I was thinking that all was lost. Do you understand what I am saying?”
“Oh, everybody has such thoughts now and then,” said Lik.
*diminutive of Aleksandr; in the English version Koldunov calls Lik “Lavrusha” (diminutive of Lavrentiy)
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
“In any case,” Lik said aloud, “I have to cool off. …Instant cure. …Either I’ll die or it’ll help.” He slid down the sloping edge of the sidewalk, where the parapet stopped, and crunched across the pebbly beach. There was nobody on the shore except for a shabbily dressed man, who happened to be lying supine near a boulder, his feet spread wide apart. Something about the outline of his legs and shoulders for some reason reminded him of Koldunov.
Actually, it is Lik who dies at the end of the story. This shabbily dressed man lying supine near a boulder is transformed by dying Lik’s imagination into Koldunov’s corpse (Koldunov does not shoot himself dead, of course, but lives on). In the squalid quarter where Koldunov’s family lives there is a lopsided little square but no public fountain (as imagined by Lik).
Lik (1939) begins as follows:
Есть пьеса "Бездна" (L'Abîme) известного французского писателя Suire.
There is a play of the 1920s, called L'Abîme (The Abyss), by the well-known French author Suire.
In his Gimn v chest' chumy ("A Hymn in Honor of the Plague") Walsingham, the feast's chairman in Pushkin's little tragedy Pir vo vremya chumy ("Feast in the Time of the Plague," 1830), mentions mrachnaya bezdna (a gruesome abyss):
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю…
There is ecstasy in a fight
And on the brink of a gruesome abyss…
At the end of VN's play Sobytie (The Event, 1938) Troshcheykin, the portrait painter who fears assassination, compares the late tea after Antonina Pavlovna's birthday party to pir vo vremya chumy:
Трощейкин. О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух. (Барбошину.) Ради Христа, кончайте ваш дурацкий чай! (Act Three)
There is Вальс (Waltz) in Вальсингам (Walsingham). Сальватор Вальс (Salvator Waltz), the main character in VN’s play “Изобретение Вальса” (The Waltz Invention, 1938), is Leonid Barbashin (the killer of whom Troshcheykin is mortally afraid and who never appears in The Event) as imagined by Lyubov’, Troshcheykin’s wife who commits suicide after learning (in the play’s last scene) that Barbashin left the city and went abroad forever. Suire (the playwright’s name in Lik) seems to hint at the French phrase à suivre (to be continued). The story told in The Event is to be continued in The Waltz Invention.
Chem lyudi zhivy? (“What Men Live by?”) is not only a story by Tolstoy, but also a poem (1892) by V. Solovyov (who uses the phrase à suivre at the end of one of his poems):
Люди живы Божьей лаской,
Что на всех незримо льётся,
Божьим словом, что безмолвно
Во вселенной раздаётся.
Люди живы той любовью,
Что одно к другому тянет,
Что над смертью торжествует
И в аду не перестанет.
А когда не слишком смело
И себя причислить к людям, -
Жив я мыслию, что с милой
Мы навеки вместе будем.
According to Solovyov, men live by lyubov’ (love) that attracts one thing to another, triumphs over death and will not stop even in hell. Lyubov’ is the name of Troshcheykin’s wife. According to Waltz, in his game there is but one rule: lyubov’ k chelovechestvu (love to mankind):
СОН: Заметьте, что я ещё не знаю в точности правил вашей игры, я только следую им ощупью, по природной интуиции.
ВАЛЬС: В моей игре только одно правило: любовь к человечеству.
СОН: Ишь куда хватили! Но это непоследовательно: меня вы лишаете мелких прав Лепорелло, а сами метите в мировые Дон-Жуаны. (Act One)
The reporter Son (in the English version, Trance) compares Waltz to a planetary Don Juan and himself, to Leporello. Don Juan and Leporello are characters in Pushkin's little tragedy Kamennyi gost' ("The Stone Guest," 1830) completed, it is supposed, on the morning before the poet's fatal duel. V. Solovyov is the author of Sud’ba Pushkina (“Pushkin’s Destiny,” 1897).
The name Salvator means “savior.” In Lik Koldunov calls Lik “spasitel’” (savior):
Собственно, я готовил тебе этот рассказец ещё в прошлый раз, когда думал... Видишь ли, мне показалось сперва, что судьба -- я старый фаталист -- вложила известный смысл в нашу встречу, что ты явился вроде, скажем, спасителя.
“Actually, I had this little tale all ready for you last time, when it occurred to me that fate – I’m an old fatalist – had given a certain meaning to our meeting, that you had come as a savior, so to speak.”
The Fatalist is the fifth, and last, novella in Lermontov’s Geroy nashego vremeni (“A Hero of Our Time,” 1841). In his essay Lermontov (1899) V. Solovyov calls the poet’s tragic end gibel’ (death; destruction, ruin; loss):
Конец Лермонтова и им самим, и нами называется гибелью. Выражаясь так, мы не представляем себе, конечно, этой гибели ни как театрального провала в какую-то преисподнюю, где пляшут красные черти, ни как совершенного прекращения бытия. О природе загробного существования мы ничего достоверного не знаем, а потому и говорить об этом не будем. Но есть нравственный закон, столь же непреложный, как закон математический, и он не допускает, чтобы человек испытывал после смерти превращения произвольные, не обоснованные его предыдущим нравственным подвигом. Если жизненный путь продолжается и за гробом, то, очевидно, он может продолжаться только с той степени, на которой остановился.
In his “Hymn in Honor of the Plague” Pushkin’s Walsingham says that everything that threatens us with gibel’ hides for a mortal heart inexplicable delights and, perhaps, a promise of immortality:
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
All, all that threatens us with death,
Hides for a mortal heart
Inexplicable delights -
Perhaps, a promise of immortality!
Happy is he who, among agitations,
Could find and taste them.
As he speaks to Lik, Koldunov uses the word pogiblo (was lost) that comes from gibnut’ (to perish) and is related to gibel’:
Послушай, Саша, -- сказал он, невольно его толкая и близко оборачиваясь к нему на узком тротуаре, -- для меня встреча с тобой это знак. Это знак, что не всё ещё погибло, а я, признаться, на днях ещё думал, что всё погибло. Понимаешь, что я говорю?
-- Ну это у всякого бывают такие мысли, -- сказал Лик.
“Listen, Sasha,*” he said, pushing him involuntarily and bringing his face close to Lik’s on the narrow sidewalk. “Meeting you is an omen for me. It is a sign that all is not lost yet, and I must admit that just the other day I was thinking that all was lost. Do you understand what I am saying?”
“Oh, everybody has such thoughts now and then,” said Lik.
*diminutive of Aleksandr; in the English version Koldunov calls Lik “Lavrusha” (diminutive of Lavrentiy)
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L