Subject
priobretenie izobreteniya & million in The Waltz Invention;
memory & apple in The Event
memory & apple in The Event
From
Date
Body
In VN's play Izobretenie Val'sa ("The Waltz Invention," 1938) the Minister
of War uses the phrase priobretenie vashego izobreteniya (the acquisition of
your invention) that General Berg turns into izobretenie vashego
priobreteniya (the invention of your acquisition):
Министр. У вас там под рукой... Нет, не то, -- записка с фамилией...
Спасибо. Итак... господин Сальватор Вальс, комиссия под моим
председательством, после усиленных занятий, досконально рассмотрела и
обсудила результаты ваших опытов. После зрелого и всестороннего изучения мы
пришли к заключению, что ваше открытие представляет для нас некоторый
интерес. Другими словами, мы были бы склонны вступить с вами в переговоры
относительно возможности приобретения вашего изобретения.
Берг. Или изобретения вашего приобретения, -- грах, грах,грах. (Act Two)
A part of both izobretenie (invention) and priobretenie (acquisition),
bretenie occurs in Ilf and Petrov's novel Dvenadtsat' stul'yev ("The Twelve
Chairs," 1928):
В эту минуту разговор воспитанниц был прерван трубным сморканьем,
заглушившим даже всё продолжающееся пение огнетушителя, и коровий голос
начал:
-- ...бретение...
Старухи, пригнувшись и не оборачиваясь на стоявший в углу на мытом
паркете громкоговоритель, продолжали есть, надеясь, что их минет чаша сия.
Но громкоговоритель бодро продолжал:
-- Евокрррахххх видусо... ценное изобретение. Дорожный мастер
Мурманской железной дороги товарищ Сокуцкий,-- Самара, Орёл, Клеопатра,
Устинья, Царицын, Клементий, Ифигения, Йорк, -Со-куц-кий...
Труба с хрипом втянула в себя воздух и насморочным голосом возобновила
передачу:
-- ...изобрёл световую сигнализацию на снегоочистителях. Изобретение
одобрено Доризулом,-- Дарья, Онега, Раймонд...
Старушки серыми утицами поплыли в свои комнаты. Труба, подпрыгивая от
собственной мощи, продолжала бушевать в пустой комнате:
-- ...А теперь прослушайте новгородские частушки...
Далеко-далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны,
и чернозёмный Баттистини запел:
На стене клопы сидели И на солнце щурились, Фининспектора узрели -
Сразу окочурились...
В центре земли эти частушки вызвали бурную деятельность. В трубе послышался
страшный рокот. Не то это были громовые аплодисменты, не то начали работать
подземные вулканы.
At this moment the pensioners' conversation was interrupted by a trumpeting
noise that even drowned the hissing of the fire extinguisher, and a husky
voice began:
'. . . vention .. ."
The old women hunched their shoulders and, ignoring the loudspeaker in the
corner on the floor, continued eating in the hope that fate would spare
them, but the loud-speaker cheerfully went on:
"Evecrashshsh . . . viduso . . . valuable invention. Railwayman of the
Murmansk Railway, Comrade Sokutsky, S Samara, O Oryol, K Kiev, U Urals, Ts
Tsaritsin, K Kremlin, Y York. So-kuts-ky."
The trumpet wheezed and renewed the broadcast in a thick voice.
". . . vented a system of signal lights for snow ploughs. The invention has
been approved by Dorizul. . . ."
The old women floated away to their rooms like grey ducklings. The
loudspeaker, jigging up and down by its own power, blared away into the
empty room:
"And we will now play some Novgorod folk music."
Far, far away, in the centre of the earth, someone strummed a balalaika and
a black-earth Battistini broke into song:
"On the wall the bugs were sitting,
Blinking at the sky;
Then they saw the tax inspector
And crawled away to die."
In the centre of the earth the verses brought forth a storm of activity. A
horrible gurgling was heard from the loudspeaker. It was something between
thunderous applause and the eruption of an underground volcano. (chapter
VIII: "The Bashful Chiseller")
The loudspeaker in the Second Home of Stargorod Social Security
Administration (Vorob'yaninov's former mansion) is a radio. According to
Waltz, his telemor (Telemort or Telethanasia, a machine of immense
destructive power invented by Waltz's relative) looks as innocent, as
radio-shkap (a radio cabinet):
Вальс. Изложу с удовольствием. Я -- или, вернее, преданный мне человек --
изобрёл аппарат. Было бы уместно его окрестить так: телемор.
Министр. Телемор? Вот как.
Вальс. При помощи этого аппарата, который с виду столь же невинен, как,
скажем, радио-шкап, возможно на любом расстоянии произвести взрыв
невероятной силы. Ясно?
Министр. Взрыв? Так, так.
Вальс. Подчеркиваю: на любом расстоянии, -- за океаном, всюду. Таких взрывов
можно, разумеется, произвести сколько угодно, и для подготовки каждого
необходимо лишь несколько минут. (Act One)
When General Breg proposes a million as a price that can be paid for Waltz's
machine, the Minister of War says: "I think, we'll stop at that figure:"
Сон. Следует немедленно купить у Сальватора Вальса его замечательную штуку.
Министр. Ну вот. Это правильно. Новичок, а сразу сказал, между тем как
другие, старые, сидят балдами. Да, господа, надо купить! Все согласны?
Голоса. Купить, купить!.. Отчего же, можно... Конечно, купить...
Берг. Всё куплю, сказал мулат. Грах, грах, грах.
Министр. Итак, принято. Теперь мы должны поговорить о цене. Какую цифру мы
можем назначить?
Герб. Девятьсот.
Гроб. Девятьсот двадцать.
Граб. Тысяча.
Герб. Две тысячи.
Пауза.
Министр. Итак -- была названа сумма...
Гроб. Две тысячи двести.
Герб. Три тысячи.
Министр. Названа сумма...
Гроб. Три тысячи двести.
Пауза.
Министр. ...Сумма в три тысячи двести...
Герб. Десять тысяч.
Гроб. Десять тысяч двести.
Герб. Двадцать тысяч.
Брег. А я говорю -- миллион.
Сенсация.
Министр. Я думаю, мы остановимся на этой цифре. (Act Two)
In Ilf and Petrov's novel Zolotoy telyonok ("The Golden Calf," 1931) Koreyko
tells Bender (who blackmails Koreyko, a secret Soviet millionaire) that
"million is an absurd figure:"
- Возможно, - заметил Остап. - Я не ангел. У меня есть недочёты. Однако я с
вами заболтался. Меня ждут мулаты. Прикажете получить деньги?
- Да, деньги! - сказал Корейко. - С деньгами заминка. Папка хорошая, слов
нет, купить можно, но, подсчитывая мои доходы, вы совершенно упустили из
виду расходы и прямые убытки. Миллион - это несуразная цифра. (Chapter XXII:
"I will Command the Parade")
Bender calls Balaganov and Panikovsky (the characters in "The Golden Calf")
mulaty ("mulattoes"). When Son (in the English version, Trance) suggests
that one should buy Waltz's machine, General Berg says: vsyo kuplyu, skazal
mulat ("I'll buy all, the mulatto said"). General Berg's joke is a play on
the lines in Pushkin's poem Zoloto i bulat ("Gold and Sword," 1814-26):
<Всё моё>, - сказало злато;
<Всё моё>, - сказал булат.
<Всё куплю>, - сказало злато;
<Всё возьму>, - сказал булат.
"All is mine, said the gold.
All is mine, said the sword.
I'll buy all, said the gold.
I'll take all, said the sword."
When the mountain in the vista of the window of the Minister of War was
blown up by Waltz, the Minister calls Salvator Waltz "Silvio" and vainly
tries to speak out the word izobretatel' (the inventor):
Министр. Я хочу, чтобы тотчас, тотчас был доставлен сюда этот Сильвио!
Полковник. Какой Сильвио?
Министр. Не переспрашивать! Не играть скулами! Изобра... изобру...
изобри...
Полковник. А, вы хотите опять видеть этого горе-изобретателя? Слушаюсь.
(Уходит.) (Act One)
Silvio is the main character in Pushkin's story Vystrel ("The Shot," 1830).
At the beginning of his "Pushkin speech," O naznachenii poeta ("On the
Poet's Mission," 1921), Alexander Blok (the author of Balaganchik, 1906, and
"The Twelve," 1918) contrasts Pushkin's light name to sumrachnye imena (the
dark names) of emperors, military leaders, izobretateley orudiy ubiystva
(the inventors of murder weapons), tormentors and martyrs of life:
Наша память хранит с малолетства весёлое имя: Пушкин. Это имя, этот звук
наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров,
полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И
рядом с ними - это лёгкое имя: Пушкин.
"Our memory keeps from infancy a gay name: Pushkin."
In VN's play Sobytie ("The Event," 1938) Ryovshin says that pamyat' (memory)
is porzitel'naya veshch' (a startling thing):
Любовь.Это было восьмого октября, и шёл дождь, -- потому что, я помню,
санитары были в мокрых плащах, и лицо у меня было мокрое, пока несли. Эта
подробность может тебе пригодиться при репродукции.
Рёвшин. Поразительная вещь -- память.
Трощейкин. Вот теперь мебель стоит правильно. Да, восьмого октября. Приехал
её брат, Михаил Иванович, и остался у нас ночевать. Ну вот. Был вечер. На
улице уже тьма. Я сидел тут, у столика, и чистил яблоко. Вот так. Она сидела
вон там, где сейчас стоит. Вдруг звонок. У нас была новая горничная, дубина,
ещё хуже Марфы. Поднимаю голову и вижу: в дверях стоит Барбашин. Вот станьте
у двери. Совсем назад. Так. Мы с Любой машинально встали, и он немедленно
открыл огонь.
Рёвшин. Ишь... Отсюда до вас и десяти шагов не будет.
Трощейкин. И десяти шагов не будет. Первым же выстрелом он попал ей в бедро,
она села на пол, а вторым -- жик -- мне в левую руку, сюда, ещё сантиметр -
и была бы раздроблена кость. Продолжает стрелять, а я с яблоком, как молодой
Телль. В это время... В это время входит и сзади наваливается на него шурин:
вы его помните -- здоровенный, настоящий медведь. Загрёб, скрутил ему за
спину руки и держит. А я, несмотря на ранение, несмотря на страшную боль, я
спокойно подошёл к господину Барбашину и как трахну его по физиономии... Вот
тогда-то он и крикнул -- дословно помню: погодите, вернусь и добью вас
обоих!
Describing Barbashin's attempt to kill him and his wife Lyubov',
Troshcheykin mentions yabloko (an apple) that he was in the act of peeling.
There is Blok in yabloko. After the failed assassination Troshcheykin
slapped Barbashin (who was disarmed and could not respond in any way) in the
face. In Pushkin's story Silvio mentions a slap in the face that he received
six years ago:
- Вам было странно, - продолжал он, - что я не требовал удовлетворения от
этого пьяного сумасброда Р***. Вы согласитесь, что, имея право выбрать
оружие, жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы
приписать умеренность мою одному великодушию, но не хочу лгать. Если б я мог
наказать Р***, не подвергая вовсе моей жизни, то я б ни за что не простил
его.
Я смотрел на Сильвио с изумлением. Таковое признание совершенно смутило
меня. Сильвио продолжал.
- Так точно: я не имею права подвергать себя смерти. Шесть лет тому назад я
получил пощёчину, и враг мой еще жив.
"You thought it strange," he continued, "that I did not demand satisfaction
from that drunken idiot R--. You will admit, however, that having the choice
of weapons, his life was in my hands, while my own was in no great danger. I
could ascribe my forbearance to generosity alone, but I will not tell a lie.
If I could have chastised R-- without the least risk of my own life, I
should never have pardoned him."
I looked at Silvio with astonishment. Such a confession completely astounded
me. Silvio continued:-
"Exactly so: I have no right to expose myself to death. Six years ago I
received a slap in the face, and my enemy still lives." (chapter I)
Lyubov' (who feels that Barbashin will never pardon her for having seen his
humiliation) calls the time of her marriage with Troshcheykin shest' nikomu
ne nuzhnykh let (six absolutely useless years):
Вера. Да, я знаю. Я бы на твоём месте давно развелась.
Любовь. Пудра у тебя есть? Спасибо.
Вера. Развелась бы, вышла за Рёвшина и, вероятно, моментально развелась бы
снова.
Любовь. Когда он прибежал сегодня с фальшивым видом преданной собаки и
рассказал, у меня перед глазами прямо вспыхнуло всё, вся моя жизнь, и, как
бумажка, сгорело. Шесть никому не нужных лет. Единственное счастье -- был
ребёнок, да и тот помер.
Вера. Положим, ты здорово была влюблена в Алёшу первое время.
Любовь. Какое! Сама для себя разыграла. Вот и всё. Был только один человек,
которого я любила.
Вера. А мне любопытно: он объявится или нет. Ведь на улице ты его,
наверное, как-нибудь встретишь.
Любовь. Есть одна вещь... Вот, как его Алёша ударил по щеке, когда Миша его
держал. Воспользовался. Это меня всегда преследовало, всегда жгло, а теперь
жжёт особенно. Может быть, потому, что я чувствую, что Лёня никогда мне не
простит, что я это видела. (Act One)
At the end of "The Event" Lyubov' mentions obryv (a precipice) in her life:
Любовь. Ну, вы не много мне сказали. Я думала, что вы предскажете мне
что-нибудь необыкновенное, потрясающее... например, что в жизни у меня
сейчас обрыв, что меня ждёт удивительное, страшное, волшебное счастье...
(ibid.)
Obryv ("The Precipice," 1869) is novel by Goncharov, the author of
Obyknovennaya istoriya ("A Common Story," 1847), Oblomov (1859) and Mil'yon
terzaniy ("A Million of Torments," 1872), an essay on Griboedov's play in
verse Gore ot uma ("Woe from Wit," 1824). The name of one of the eleven
generals in "The Waltz Invention," Grib, seems to hint at Griboedov (the
author of two waltzes) and gore-izobretatel' ("that sorry inventor," as the
Colonel calls Waltz), at the title of Griboedov's comedy.
While izobretenie rhymes with priobretenie, izobretatel' (inventor) rhymes
with priobretatel' (an acquirer). In Myortvye dushi ("Dead Souls," 1842)
Gogol calls Chichikov priobretatel':
Справедливее всего назвать его: хозяин, приобретатель. Приобретение - вина
всего; из-за него произвелись дела, которым свет даёт название не очень
чистых.
Rather it would be fairer to call him an ACQUIRER. The love of acquisition,
the love of gain, is a fault common to many, and gives rise to many and many
a transaction of the kind generally known as "not strictly honourable."
(chapter 11)
Salvator Waltz resembles Khlestakov, the main character in Gogol's play
Revizor ("The Event," 1836). As she speaks to her mother, Lyubov' compares
the situation in her family with that in Gogol's comedy:
Любовь. Одним словом: господа, к нам в город приехал ревизор. Я вижу, что ты
всю эту историю воспринимаешь как добавочный сюрприз по случаю твоего
рождения. Молодец, мамочка! А как, по-твоему, развивается дальше? Будет
стрельба?
Антонина Павловна. Ну, это ещё надобно подумать. Может быть, он сам покончит
с собой у твоих ног.
Любовь. А мне очень хотелось бы знать окончание. Леонид Викторович говорил о
пьесах, что если в первом действии висит на стене ружьё, то в последнем оно
должно дать осечку. (Act Two)
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,dana.dragunoiu@gmail.com,shvabrin@humnet.ucla.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
of War uses the phrase priobretenie vashego izobreteniya (the acquisition of
your invention) that General Berg turns into izobretenie vashego
priobreteniya (the invention of your acquisition):
Министр. У вас там под рукой... Нет, не то, -- записка с фамилией...
Спасибо. Итак... господин Сальватор Вальс, комиссия под моим
председательством, после усиленных занятий, досконально рассмотрела и
обсудила результаты ваших опытов. После зрелого и всестороннего изучения мы
пришли к заключению, что ваше открытие представляет для нас некоторый
интерес. Другими словами, мы были бы склонны вступить с вами в переговоры
относительно возможности приобретения вашего изобретения.
Берг. Или изобретения вашего приобретения, -- грах, грах,грах. (Act Two)
A part of both izobretenie (invention) and priobretenie (acquisition),
bretenie occurs in Ilf and Petrov's novel Dvenadtsat' stul'yev ("The Twelve
Chairs," 1928):
В эту минуту разговор воспитанниц был прерван трубным сморканьем,
заглушившим даже всё продолжающееся пение огнетушителя, и коровий голос
начал:
-- ...бретение...
Старухи, пригнувшись и не оборачиваясь на стоявший в углу на мытом
паркете громкоговоритель, продолжали есть, надеясь, что их минет чаша сия.
Но громкоговоритель бодро продолжал:
-- Евокрррахххх видусо... ценное изобретение. Дорожный мастер
Мурманской железной дороги товарищ Сокуцкий,-- Самара, Орёл, Клеопатра,
Устинья, Царицын, Клементий, Ифигения, Йорк, -Со-куц-кий...
Труба с хрипом втянула в себя воздух и насморочным голосом возобновила
передачу:
-- ...изобрёл световую сигнализацию на снегоочистителях. Изобретение
одобрено Доризулом,-- Дарья, Онега, Раймонд...
Старушки серыми утицами поплыли в свои комнаты. Труба, подпрыгивая от
собственной мощи, продолжала бушевать в пустой комнате:
-- ...А теперь прослушайте новгородские частушки...
Далеко-далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны,
и чернозёмный Баттистини запел:
На стене клопы сидели И на солнце щурились, Фининспектора узрели -
Сразу окочурились...
В центре земли эти частушки вызвали бурную деятельность. В трубе послышался
страшный рокот. Не то это были громовые аплодисменты, не то начали работать
подземные вулканы.
At this moment the pensioners' conversation was interrupted by a trumpeting
noise that even drowned the hissing of the fire extinguisher, and a husky
voice began:
'. . . vention .. ."
The old women hunched their shoulders and, ignoring the loudspeaker in the
corner on the floor, continued eating in the hope that fate would spare
them, but the loud-speaker cheerfully went on:
"Evecrashshsh . . . viduso . . . valuable invention. Railwayman of the
Murmansk Railway, Comrade Sokutsky, S Samara, O Oryol, K Kiev, U Urals, Ts
Tsaritsin, K Kremlin, Y York. So-kuts-ky."
The trumpet wheezed and renewed the broadcast in a thick voice.
". . . vented a system of signal lights for snow ploughs. The invention has
been approved by Dorizul. . . ."
The old women floated away to their rooms like grey ducklings. The
loudspeaker, jigging up and down by its own power, blared away into the
empty room:
"And we will now play some Novgorod folk music."
Far, far away, in the centre of the earth, someone strummed a balalaika and
a black-earth Battistini broke into song:
"On the wall the bugs were sitting,
Blinking at the sky;
Then they saw the tax inspector
And crawled away to die."
In the centre of the earth the verses brought forth a storm of activity. A
horrible gurgling was heard from the loudspeaker. It was something between
thunderous applause and the eruption of an underground volcano. (chapter
VIII: "The Bashful Chiseller")
The loudspeaker in the Second Home of Stargorod Social Security
Administration (Vorob'yaninov's former mansion) is a radio. According to
Waltz, his telemor (Telemort or Telethanasia, a machine of immense
destructive power invented by Waltz's relative) looks as innocent, as
radio-shkap (a radio cabinet):
Вальс. Изложу с удовольствием. Я -- или, вернее, преданный мне человек --
изобрёл аппарат. Было бы уместно его окрестить так: телемор.
Министр. Телемор? Вот как.
Вальс. При помощи этого аппарата, который с виду столь же невинен, как,
скажем, радио-шкап, возможно на любом расстоянии произвести взрыв
невероятной силы. Ясно?
Министр. Взрыв? Так, так.
Вальс. Подчеркиваю: на любом расстоянии, -- за океаном, всюду. Таких взрывов
можно, разумеется, произвести сколько угодно, и для подготовки каждого
необходимо лишь несколько минут. (Act One)
When General Breg proposes a million as a price that can be paid for Waltz's
machine, the Minister of War says: "I think, we'll stop at that figure:"
Сон. Следует немедленно купить у Сальватора Вальса его замечательную штуку.
Министр. Ну вот. Это правильно. Новичок, а сразу сказал, между тем как
другие, старые, сидят балдами. Да, господа, надо купить! Все согласны?
Голоса. Купить, купить!.. Отчего же, можно... Конечно, купить...
Берг. Всё куплю, сказал мулат. Грах, грах, грах.
Министр. Итак, принято. Теперь мы должны поговорить о цене. Какую цифру мы
можем назначить?
Герб. Девятьсот.
Гроб. Девятьсот двадцать.
Граб. Тысяча.
Герб. Две тысячи.
Пауза.
Министр. Итак -- была названа сумма...
Гроб. Две тысячи двести.
Герб. Три тысячи.
Министр. Названа сумма...
Гроб. Три тысячи двести.
Пауза.
Министр. ...Сумма в три тысячи двести...
Герб. Десять тысяч.
Гроб. Десять тысяч двести.
Герб. Двадцать тысяч.
Брег. А я говорю -- миллион.
Сенсация.
Министр. Я думаю, мы остановимся на этой цифре. (Act Two)
In Ilf and Petrov's novel Zolotoy telyonok ("The Golden Calf," 1931) Koreyko
tells Bender (who blackmails Koreyko, a secret Soviet millionaire) that
"million is an absurd figure:"
- Возможно, - заметил Остап. - Я не ангел. У меня есть недочёты. Однако я с
вами заболтался. Меня ждут мулаты. Прикажете получить деньги?
- Да, деньги! - сказал Корейко. - С деньгами заминка. Папка хорошая, слов
нет, купить можно, но, подсчитывая мои доходы, вы совершенно упустили из
виду расходы и прямые убытки. Миллион - это несуразная цифра. (Chapter XXII:
"I will Command the Parade")
Bender calls Balaganov and Panikovsky (the characters in "The Golden Calf")
mulaty ("mulattoes"). When Son (in the English version, Trance) suggests
that one should buy Waltz's machine, General Berg says: vsyo kuplyu, skazal
mulat ("I'll buy all, the mulatto said"). General Berg's joke is a play on
the lines in Pushkin's poem Zoloto i bulat ("Gold and Sword," 1814-26):
<Всё моё>, - сказало злато;
<Всё моё>, - сказал булат.
<Всё куплю>, - сказало злато;
<Всё возьму>, - сказал булат.
"All is mine, said the gold.
All is mine, said the sword.
I'll buy all, said the gold.
I'll take all, said the sword."
When the mountain in the vista of the window of the Minister of War was
blown up by Waltz, the Minister calls Salvator Waltz "Silvio" and vainly
tries to speak out the word izobretatel' (the inventor):
Министр. Я хочу, чтобы тотчас, тотчас был доставлен сюда этот Сильвио!
Полковник. Какой Сильвио?
Министр. Не переспрашивать! Не играть скулами! Изобра... изобру...
изобри...
Полковник. А, вы хотите опять видеть этого горе-изобретателя? Слушаюсь.
(Уходит.) (Act One)
Silvio is the main character in Pushkin's story Vystrel ("The Shot," 1830).
At the beginning of his "Pushkin speech," O naznachenii poeta ("On the
Poet's Mission," 1921), Alexander Blok (the author of Balaganchik, 1906, and
"The Twelve," 1918) contrasts Pushkin's light name to sumrachnye imena (the
dark names) of emperors, military leaders, izobretateley orudiy ubiystva
(the inventors of murder weapons), tormentors and martyrs of life:
Наша память хранит с малолетства весёлое имя: Пушкин. Это имя, этот звук
наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров,
полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И
рядом с ними - это лёгкое имя: Пушкин.
"Our memory keeps from infancy a gay name: Pushkin."
In VN's play Sobytie ("The Event," 1938) Ryovshin says that pamyat' (memory)
is porzitel'naya veshch' (a startling thing):
Любовь.Это было восьмого октября, и шёл дождь, -- потому что, я помню,
санитары были в мокрых плащах, и лицо у меня было мокрое, пока несли. Эта
подробность может тебе пригодиться при репродукции.
Рёвшин. Поразительная вещь -- память.
Трощейкин. Вот теперь мебель стоит правильно. Да, восьмого октября. Приехал
её брат, Михаил Иванович, и остался у нас ночевать. Ну вот. Был вечер. На
улице уже тьма. Я сидел тут, у столика, и чистил яблоко. Вот так. Она сидела
вон там, где сейчас стоит. Вдруг звонок. У нас была новая горничная, дубина,
ещё хуже Марфы. Поднимаю голову и вижу: в дверях стоит Барбашин. Вот станьте
у двери. Совсем назад. Так. Мы с Любой машинально встали, и он немедленно
открыл огонь.
Рёвшин. Ишь... Отсюда до вас и десяти шагов не будет.
Трощейкин. И десяти шагов не будет. Первым же выстрелом он попал ей в бедро,
она села на пол, а вторым -- жик -- мне в левую руку, сюда, ещё сантиметр -
и была бы раздроблена кость. Продолжает стрелять, а я с яблоком, как молодой
Телль. В это время... В это время входит и сзади наваливается на него шурин:
вы его помните -- здоровенный, настоящий медведь. Загрёб, скрутил ему за
спину руки и держит. А я, несмотря на ранение, несмотря на страшную боль, я
спокойно подошёл к господину Барбашину и как трахну его по физиономии... Вот
тогда-то он и крикнул -- дословно помню: погодите, вернусь и добью вас
обоих!
Describing Barbashin's attempt to kill him and his wife Lyubov',
Troshcheykin mentions yabloko (an apple) that he was in the act of peeling.
There is Blok in yabloko. After the failed assassination Troshcheykin
slapped Barbashin (who was disarmed and could not respond in any way) in the
face. In Pushkin's story Silvio mentions a slap in the face that he received
six years ago:
- Вам было странно, - продолжал он, - что я не требовал удовлетворения от
этого пьяного сумасброда Р***. Вы согласитесь, что, имея право выбрать
оружие, жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы
приписать умеренность мою одному великодушию, но не хочу лгать. Если б я мог
наказать Р***, не подвергая вовсе моей жизни, то я б ни за что не простил
его.
Я смотрел на Сильвио с изумлением. Таковое признание совершенно смутило
меня. Сильвио продолжал.
- Так точно: я не имею права подвергать себя смерти. Шесть лет тому назад я
получил пощёчину, и враг мой еще жив.
"You thought it strange," he continued, "that I did not demand satisfaction
from that drunken idiot R--. You will admit, however, that having the choice
of weapons, his life was in my hands, while my own was in no great danger. I
could ascribe my forbearance to generosity alone, but I will not tell a lie.
If I could have chastised R-- without the least risk of my own life, I
should never have pardoned him."
I looked at Silvio with astonishment. Such a confession completely astounded
me. Silvio continued:-
"Exactly so: I have no right to expose myself to death. Six years ago I
received a slap in the face, and my enemy still lives." (chapter I)
Lyubov' (who feels that Barbashin will never pardon her for having seen his
humiliation) calls the time of her marriage with Troshcheykin shest' nikomu
ne nuzhnykh let (six absolutely useless years):
Вера. Да, я знаю. Я бы на твоём месте давно развелась.
Любовь. Пудра у тебя есть? Спасибо.
Вера. Развелась бы, вышла за Рёвшина и, вероятно, моментально развелась бы
снова.
Любовь. Когда он прибежал сегодня с фальшивым видом преданной собаки и
рассказал, у меня перед глазами прямо вспыхнуло всё, вся моя жизнь, и, как
бумажка, сгорело. Шесть никому не нужных лет. Единственное счастье -- был
ребёнок, да и тот помер.
Вера. Положим, ты здорово была влюблена в Алёшу первое время.
Любовь. Какое! Сама для себя разыграла. Вот и всё. Был только один человек,
которого я любила.
Вера. А мне любопытно: он объявится или нет. Ведь на улице ты его,
наверное, как-нибудь встретишь.
Любовь. Есть одна вещь... Вот, как его Алёша ударил по щеке, когда Миша его
держал. Воспользовался. Это меня всегда преследовало, всегда жгло, а теперь
жжёт особенно. Может быть, потому, что я чувствую, что Лёня никогда мне не
простит, что я это видела. (Act One)
At the end of "The Event" Lyubov' mentions obryv (a precipice) in her life:
Любовь. Ну, вы не много мне сказали. Я думала, что вы предскажете мне
что-нибудь необыкновенное, потрясающее... например, что в жизни у меня
сейчас обрыв, что меня ждёт удивительное, страшное, волшебное счастье...
(ibid.)
Obryv ("The Precipice," 1869) is novel by Goncharov, the author of
Obyknovennaya istoriya ("A Common Story," 1847), Oblomov (1859) and Mil'yon
terzaniy ("A Million of Torments," 1872), an essay on Griboedov's play in
verse Gore ot uma ("Woe from Wit," 1824). The name of one of the eleven
generals in "The Waltz Invention," Grib, seems to hint at Griboedov (the
author of two waltzes) and gore-izobretatel' ("that sorry inventor," as the
Colonel calls Waltz), at the title of Griboedov's comedy.
While izobretenie rhymes with priobretenie, izobretatel' (inventor) rhymes
with priobretatel' (an acquirer). In Myortvye dushi ("Dead Souls," 1842)
Gogol calls Chichikov priobretatel':
Справедливее всего назвать его: хозяин, приобретатель. Приобретение - вина
всего; из-за него произвелись дела, которым свет даёт название не очень
чистых.
Rather it would be fairer to call him an ACQUIRER. The love of acquisition,
the love of gain, is a fault common to many, and gives rise to many and many
a transaction of the kind generally known as "not strictly honourable."
(chapter 11)
Salvator Waltz resembles Khlestakov, the main character in Gogol's play
Revizor ("The Event," 1836). As she speaks to her mother, Lyubov' compares
the situation in her family with that in Gogol's comedy:
Любовь. Одним словом: господа, к нам в город приехал ревизор. Я вижу, что ты
всю эту историю воспринимаешь как добавочный сюрприз по случаю твоего
рождения. Молодец, мамочка! А как, по-твоему, развивается дальше? Будет
стрельба?
Антонина Павловна. Ну, это ещё надобно подумать. Может быть, он сам покончит
с собой у твоих ног.
Любовь. А мне очень хотелось бы знать окончание. Леонид Викторович говорил о
пьесах, что если в первом действии висит на стене ружьё, то в последнем оно
должно дать осечку. (Act Two)
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,dana.dragunoiu@gmail.com,shvabrin@humnet.ucla.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L