In VN’s novel Pale Fire (1962) Kinbote (Shade’s mad commentator who imagines that he is Charles the Beloved, the last self-exiled king of Zembla) quotes a Zemblan saying in which a beautiful woman is compared to a compass rose:

In Zembla, where most females are freckled blondes, we have the saying: belwif ivurkumpf wid snew ebanumf, "A beautiful woman should be like a compass rose of ivory with four parts of ebony." And this was the trim scheme nature had followed in Disa’s case. (note to Lines 433-434)

In his essay Simvoly krasoty u russkikh pisateley (“The Symbols of Beauty in the Works of Russian Writers”) included in “The Second Book of Reflections” (1909) I. Annenski says that Stendhal somewhere calls beauty “the promise of happiness:”

Стендаль где-то назвал красоту обещанием счастья (la promesse de bonheur). В этом признании и можно найти один из ключей к пониманию поэтической концепции красоты вообще. Красота для поэта есть или красота женщины, или красота как женщина. (I)

According to Annenski, for a poet beauty is either the beauty of a woman or beauty as a woman.

In a letter of August 24, 1831, to Pushkin Vyazemski says that he allows Pushkin to kiss his sokurnosaya bel’-syorka (“my belle-sœur who is, like me, snub-nosed”) and asks Pushkin if he has read Stendhal’s novel Le Rouge et le Noir (“The Red and the Black,” 1830):

Знаешь ли, слухи носятся, что ты очень ревнив? Я, если жена твоя не ревнива, позволяю тебе поцаловать мою сокурносую бель-сёрку. Она отказаться не может, ибо знает мои права над нею. — Читал ли ты le noir et le rouge? Замечательное творение.

In a letter of April 8, 1836, to Alexander Turgenev Vyazemski says that last Saturday at Zhukovski’s Gogol read his story about the nose that suddenly disappeared from the face of a collegiate assessor:

Субботы Жуковского процветают, но давно без писем твоих. Один Гоголь, которого Жуковский называет Гоголёк (никто не равняется с Жуковским в перековеркании имён; помнишь ли, когда он звал Дашкова Дашенькою?) оживляет их своими рассказами. В последнюю субботу читал он нам повесть об носе, который пропал с лица неожиданно у какого-то коллежского асессора и очутился после в Казанском соборе в мундире министерства просвещения. Уморительно смешно. Много настоящего [юмора].

According to Vyazemski, Gogol’s story is incredibly funny. There is a lot of true humor.

The first essay in Annenski’s Kniga otrazheniy (“The Book of Reflections,” 1906) is entitled Problema gogolevskogo yumora (“The Problem of Gogol’s Humor”). In the first part of his essay Nik. T-o (Annenski’s penname) discusses Gogol’s story Nos (“The Nose,” 1835).

In Gogol’s Myortvye dushi (“Dead Souls,” 1842) two ladies discuss fashions and Sofia Ivanovna (“the simply agreeable lady”) uses the phrase sovershennaya bel-fam (a perfect belle-femme):

- Мило, Анна Григорьевна, до невероятности; шьётся в два рубчика: широкие проймы и сверху... Но вот, вот когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что... Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли ещё длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало, в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам.

"It's sweet, Anna Grigorievna, unbelievably sweet. It's made with double seams: wide armholes and above . . . But here, here is something amazing for you, now you're going to say . . . Well, be amazed: imagine, the bodices are even longer now, vee-shaped in front, and the front busk goes beyond all bounds; the skirt is gathered around as it used to be with the old-fashioned farthingale, and they even pad it out a little behind with cotton batting, so as to make for a perfect belle-femme." (Chapter Nine)

Duchess of Payn, of Great Payn and Moan, Queen Disa seems to blend Leonardo’s Mona Lisa with Desdemona (Othello’s wife in Shakespeare’s Othello). In his essay Drama na dne (“The Drama at the Bottom”) included in “The Book of Reflections” Annenski speaks of Gorky’s play Na dne (“At the Bottom,” 1902) and mentions the ancient Fate that tore out the eyes of Oedipus and strangled Desdemona:

Самое Дно Горького, как элемент трагедии, не представляет никакой новости. Это старинная судьба, та eimarmenh, которая когда-то вырвала глаза Эдипу и задушила Дездемону, -- только теперь она оказывается довольно начитанной художницей du nouveau genre, и на её палитре мелькают не виданные дотоле краски вырождения, порочной наследственности и железных законов рынка.

One of the inhabitants of the doss-house in Gorky’s play is Bubnov. The characters of VN’s novel Podvig (“Glory,” 1932) include the writer Bubnov. The hero of Bubnov’s fourth book is Christopher Columbus – or, rather, a Russian scribe who participated in Columbus’ expedition:

Писатель Бубнов, — всегда с удовольствием отмечавший, сколь много выдающихся литературных имён двадцатого века начинается на букву “б”, — был плотный, тридцатилетний, уже лысый мужчина с огромным лбом, глубокими глазницами и квадратным подбородком. Он курил трубку, — сильно вбирая щёки при каждой затяжке, — носил старый чёрный галстук бантиком и считал Мартына франтом и европейцем. Мартына же пленяла его напористая круглая речь и вполне заслуженная писательская слава. Начав писать уже заграницей, Бубнов за три года выпустил три прекрасных книги, писал четвёртую, героем её был Христофор Колумб — или, точнее, русский дьяк, чудесно попавший матросом на одну из Колумбовых каравелл, — а так как Бубнов не знал ни одного языка, кроме русского, то для собирания некоторых материалов, имевшихся в Государственной библиотеке, охотно брал с собою Мартына, когда тот бывал свободен. Немецким Мартын владел плоховато и потому радовался, если текст попадался французский, английский, или — еще лучше — итальянский: этот язык он знал, правда, ещё хуже немецкого, но небольшое своё знание особенно ценил, памятуя, как с меланхолическим Тэдди переводил Данте. (Chapter XXXIV)

There were compasses with compass roses on Columbus’ caravels. In a heart-to-heart conversation with Martin (the main character in Podvig) Bubnov compares the pale skin of his beloved to precious porcelain:

С Мартыном, который, кроме писем к матери, ничего не писал, (и был за это прозван одним острословом “наша мадам де Севинье”), Бубнов дружил искренно и безбоязненно, и раз даже, после третьей кружки пильзнера, весь налитой светлым пивом, весь тугой и прозрачный, мечтательно заговорил (и это напомнило Яйлу, костёр) о девушке, у которой поёт душа, поют глаза, и кожа бледна, как дорогой фарфор, — и затем свирепо глянул на Мартына и сказал: “Да, это пошло, сладко, отвратительно, фу... презирай меня, пускай я бездарь, но я ее люблю. Её имя, как купол, как свист голубиных крыл, я вижу свет в её имени, особый свет, “кана-инум” старых хадирских мудрецов, — свет оттуда, с востока, — о, это большая тайна, страшная тайна”; и уже истошным шепотом: “Женская прелесть страшна, — ты понимаешь меня, — страшна. И туфельки у неё стоптаны, стоптаны...” (ibid.)

Bubnov tells Martin that he can see light in the name of his sweetheart and compares her name to a cupola (“her name is like a cupola, like rustling of the pigeons’ wings”). Martin does not realize that Bubnov’s girlfriend is Sonya Zilanov (with whom Martin is hopelessly in love and whose name reminds Bubnov of Hagia Sophia, a Greek Orthodox basilica in Constantinople). Treacherous Sonya gives away to Bubnov the secret of Zoorland, a totalitarian country that she invented with Martin. A distant northern land, Kinbote’s Zembla has a lot in common with Martin’s and Sonya’s Zoorland.

Sonya Zilanov has the same first name as Martin’s mother, Sofia Dmitrievna. Like Hamlet’s mother, Sofia Dmitrievna marries her late husband’s brother. In his famous monologue in Shakespeare’s play (3.1) Hamlet mentions a bare bodkin. In his Index to Pale Fire (entry on Botkin, V.) Kinbote mentions “botkin or bodkin, a Danish stiletto:”

Botkin, V., American scholar of Russian descent, 894; king-bot, maggot of extinct fly that once bred in mammoths and is thought to have hastened their phylogenetic end, 247; bottekin-maker, 71; bot, plop, and boteliy, big-bellied (Russ.); botkin or bodkin, a Danish stiletto.

Just as Shade, Kinbote and Gradus seem to represent three different aspects of Botkin’s personality, Queen Disa (the wife of Charles the Beloved) and Sybil Shade (John Shade’s wife) are one and the same person. Her “real” name seems to be Sofia Botkin (born Lastochkin). According to Kinbote (the author of a book on surnames), Botkin is the one who makes bottekins (fancy footwear). As he speaks to Martin, Bubnov mentions his sweetheart’s worn-down slippers. According to Bubnov, the female beauty is terrifying.

In my previous post (“Shade's, Kinbote's & Gradus' birthday in Pale Fire; Lolita's birthday in Lolita”) I forgot to point out that Dostoevski died in 1881, a month before the assassination of Alexander II. The tsar Alexander II (1817-1881) was almost sixty-four at the moment of assassination. On July 5, 1979, Gradus (Shade’s murderer) and Kinbote would be sixty-four and Shade, eighty-one:

The Helman brothers said they had assisted in the negotiations for the placement of a sizable note: “$11,000,000, Decker Glass Manufacturing Company, Inc., note due July 1, 1979,” and Gradus, grown young again, reread this twice, with the background gray thought, perhaps, that he would be sixty-four four days after that (no comment). (note to Line 949)

The tsar Paul I was assassinated on March 11, 1801. The assassination took place in the Mikhaylovski Castle that later housed the Military Engineer School whose student Dostoevski was. Btw., Dostoevski somewhere (in “The Adolescent”?) quotes the famous first line of Lomonosov’s Pis’mo o pol’ze stekla (“Letter on the Use of Glass,” 1752), Nepravo o veshchakh te dumayut, Shuvalov... (Shuvalov, they think wrongly about things…)

Alexey Sklyarenko