Inviting Lik to his place, Koldunov (Lik’s former schoolmate) says: “You’ll see how I live and work.”
-- Не! Теперь уж не отвертишься,-- сказал он, крепко взяв Лика за руку.-- Пойдём-ка. Посмотришь, как я живу и работаю.
Kak zhivyot i rabotaet graf Lev Nikolaevich Tolstoy (“How Count Lev Nikolaevich Tolstoy Lives and Works,” 1898) is a book by Sergeenko, a schoolmate of Chekhov. In a letter of August 24, 1898, to Suvorin Chekhov calls Sergeenko (who, like Lik, was lean and tall) pogrebal’nye drogi postavlennye vertikal’no (a hearse placed vertically):
28 авг<уста> я не буду у Толстого, во-первых, оттого, что холодно и сыро ехать к нему, и во-вторых – зачем ехать? Жизнь Толстого есть сплошной юбилей, и нет резона выделять какой-нибудь один день; в-третьих, был у меня Меньшиков, приехавший прямо из Ясной Поляны, и говорил, что Л. Н. морщится и крякает при одной мысли, что к нему могут приехать 28 авг<уста> поздравители; и в-четвёртых, я не поеду в Я<сную> П<оляну>, потому что там будет Сергеенко. С Сергеенко я учился вместе в гимназии; это был комик, весельчак, остряк, но как только он вообразил себя великим писателем и другом Толстого (которого, кстати сказать, он страшно утомляет), то стал нуднейшим в мире человеком. Я боюсь его, это погребальные дроги, поставленные вертикально.
Chekhov refuses to go to Yasnaya Polyana on 28 August (Tolstoy’s seventieth birthday), because Sergeenko will be there. In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the action takes place at the end of August, on Antonina Pavlovna’s fiftieth birthday. The guests at Antonina Pavlovna’s birthday party include Pyotr Nikolaevich, the famous writer.
Lik is khudoshchavyi blondin s tyomnymi, kak kofe, glazami (a lean fair-haired fellow with coffee-dark eyes). Among Chekhov’s friends was Lika Mizinov, a stunning blonde with whom the writer was enamored. Chekhov is the author of Dama s sobachkoy (“The Lady with the Little Dog,” 1899). In “The Event” Barboshin inspects his shoe (in which a nail sticks out) and mentions Tamara Georgievna Grekov, blondinka s bolonkoy (a blonde with a lap dog) of twenty-three:
Барбошин (исследуя башмак). Так и знал: гвоздь торчит. Да, вы правильно охарактеризовали меня вашей супруге. Последний весенний сезон был особенно для меня удачен. Молоточек, что-нибудь... Хорошо, дайте это... Между прочим, у меня было одно интереснейшее дело, как раз на вашей улице. Ультраадюльтер типа Б, серии восемнадцатой. К сожалению, по понятным причинам профессиональной этики я не могу вам назвать никаких имён. Но вы, вероятно, её знаете: Тамара Георгиевна Грекова, двадцати трёх лет, блондинка с болонкой. (Act Three)
While Antonina Pavlovna’s name and patronymic hint at Chekhov, her son-in-law, the portrait painter Troshcheykin, is a namesake of Gorky. In his memoir notes (Zapiski) about Tolstoy Gorky compares Tolstoy to koldun (a sorcerer):
К Сулержицкому он относится с нежностью женщины. Чехова любит отечески, в этой любви чувствуется гордость создателя, а Сулер вызывает у него именно нежность, постоянный интерес и восхищение, которое, кажется, никогда не утомляет колдуна. Пожалуй, в этом чувстве есть нечто немножко смешное, как любовь старой девы к попугаю, моське, коту. Сулер — какая-то восхитительно-вольная птица чужой, неведомой страны. Сотня таких людей, как он, могли бы изменить и лицо, и душу какого-нибудь провинциального города. Лицо его они разобьют, а душу наполнят страстью к буйному, талантливому озорству. Любить Сулера легко и весело, и когда я вижу, как небрежно относятся к нему женщины, они удивляют и злят меня. Впрочем, за этой небрежностью, может быть, ловко скрывается осторожность. Сулер — ненадежен. Что он сделает завтра? Может быть, бросит бомбу, а может — уйдёт в хор трактирных песенников. (III)
and mentions the Grand Duke Pyotr Nikolaevich: У границы имения великого князя А. М. Романова, стоя тесно друг к другу, на дороге беседовали трое Романовых: хозяин Ай-Тодора, Георгий и ещё один, — кажется, Пётр Николаевич из Дюльбера, — всё бравые, крупные люди. (XXXVII)
According to Gorky, Suler (Sulerzhitsky, the stage director, a friend of Stanislavski) can throw a bomb. In “The Event” Mme Vagabundov (Troshcheykin’s model) wonders if Barbashin has enough aplomb to throw a bomb:
Вагабундова. Может быть, метнёт бомбу?
А, -- хватит апломбу?
Вот метнёт
и всех нас
сейчас -- сейчас
разорвёт.
Антонина Павловна. За себя я спокойна. В Индии есть поверье, что только великие люди умирают в день своего рождения. Закон целых чисел. (Act Two)
In several letters Tolstoy quotes Montaigne’s words à se dernier rôle de la mort et de nous il n’y a plus que feindre, il faut parler français (in this last role of death one should not pretend anymore, one should speak French). Lik ends in the protagonist’s words spoken in French. According to Lik, the new white shoes on Koldunov’s feet belong to him. The policeman who escorts Lik into the room where Koldunov shot himself dead (as imagined by dying Lik) mistakes him for a doctor. Like Chekhov, Antonina Pavlovna’s late husband was a doctor.
Alexey Sklyarenko