"Insomnia and her sister Nocturia harry
me, of course, but otherwise I am as hale as a pane of stamps."
(10)
According to Smurov, the narrator and main character in VN's
Soglyadatay (The Eye, 1930) who just recovered after an
unsuccessful suicide attempt, Das Kapital (Karl Marx's main opus)
is a fruit of insomnia and migraine:
Глупо искать закона, ещё глупее его найти.
Надумает нищий духом, что весь путь человечества можно объяснить каверзной
игрою планет или борьбой пустого с тугонабитым желудком,
пригласит к богине Клио аккуратного секретарчика из мещан, откроет оптовую
торговлю эпохами, народными массами, и тогда
несдобровать отдельному
индивидууму, с его двумя бедными "у",
безнадежно аукающимися в чащобе экономических причин. К счастью,
закона никакого нет, -- зубная боль проигрывает битву, дождливый денёк отменяет
намеченный мятеж, -- всё зыбко, всё от случая, и напрасно старался тот
расхлябанный и брюзгливый буржуа в клетчатых штанах времён Виктории,
написавший тёмный труд "Капитал" -- плод бессонницы и мигрени. Есть острая забава в том, чтобы,
оглядываясь на прошлое, спрашивать себя: что было бы, если бы... заменять одну
случайность другой, наблюдать, как из какой-нибудь серой минуты жизни,
прошедшей незаметно и бесплодно, вырастает дивное розовое событие, которое в
своё время так и не вылупилось, не просияло. Таинственна эта
ветвистость жизни, в каждом мгновении чувствуется распутье, -- было так, а
могло бы быть иначе, -- и тянутся, двоятся, троятся несметные огненные извилины
по тёмному полю прошлого. (chapter 2)
In the closing lines of Esenin's poem
Metel' ("The Blizzard,"
1924) the grave-digger reproachfully says of the dead poet:
Но одолеть не мог никак
Пяти страниц
Из
„Капитала.“
But never could master
five pages
from Das Kapital.
In the same poem (written a year before his suicide) Esenin
says:
Себя усопшего
В гробу я вижу.
I see myself deceased
in a coffin.
"Nocturia" (the need to wake and pass urine at night)
should not be confused with "nocturne" (a musical composition inspired by, or
evocative of, the night). In the closing lines of his poem Ya
srazu smazal kartu budnya ("I smeared at once the weekday
map..." 1913) V. V. Mayakovski (VN's "late namesake" who committed
suicide less than five years after Esenin) asks the
reader:
And you,
could you perform
a nocturne on a drainpipe
flute?
Suicide is a major theme in G. Ivanov's poetry. "A pane
of stamps" brings to mind Ivanov's poem Sobirateli marok,
estety... ("The stamp collectors, aesthetes..." 1948):
Собиратели марок, эстеты,
Рыболовы с Великой
реки,
Чемпионы вечерней газеты,
Футболисты, биржевики;
Все, кто
ходят в кино и театры,
Все, кто ездят в метро и в такси;
Хочешь, чучело,
нос Клеопатры?
Хочешь быть Муссолини? - Проси!
И просили, и
получали,
Только мы почему-то с тобой
Не словчили, не перекричали
В
утомительной схватке с судьбой.
"Do you want Cleopatra's nose? Do you want
to be a Mussolini? - Just ask!"
Accroding to G. Ivanov's memoirs, Bryusov
composed an ode on Lenin's death when Lenin was still alive:
Вот лежит он, Ленин, Ленин,
Вот лежит он скорбен,
тленен...
Here lies he, Lenin, Lenin,
Here lies he mournful, liable to decay...
(Actually, Bryusov turned out to be
wrong: Lenin's embalmed corpse still lies in the mausoleum.)
According to Mr. R., the future is but a specter
of thought. Like Smurov, Mr. R. is fascinated by the past:
Perhaps if the future existed, concretely and
individually, as something that could be discerned by a better brain, the past
would not be so seductive: its demands would be balanced by those of the future.
Persons might then straddle the middle stretch of the seesaw when considering
this or that object. It might be fun.
But the future has no such reality (as the pictured
past and the perceived present possess); the future is but a figure of speech, a
specter of thought. (1)
The name Smurov comes from smuryi (obs., dark; somber). It
seems to me that in TT VN parodies Bryusov, Esenin, Hodasevich (the
author of Necropolis who in his poem "Я"* included
in European Night describes his own funeral) and G.
Ivanov:
Vot lezhit on, Sirin,
Sirin,
Vot lezhit on smuren, smiren...
Here lies he, Sirin, Sirin,
Here lies he, somber, quiet...
In his poem Godovshchina ("The Anniversary," 1926) Sirin says
that, after his death, he will be fast asleep (ya, v chastnosti, prekrasno
budu spat'):
В те дни, дай Бог, от краю и до краю
гражданская
повеет благодать:
всё сбудется, о чём за чашкой чаю
мы на чужбине любим
погадать.
И вот последний человек на свете,
кто будет помнить наши
времена,
в те дни на оглушительном банкете,
шалея от волненья и
вина,
дрожащий, слабый, в дряхлом умиленье
поднимется... Но нет, он
слишком стар:
черта изгнанья тает в отдаленье,
и ничего не помнит
юбиляр.
Мы будем спать, минутные поэты;
я, в частности, прекрасно буду
спать,
в бою случайном ангелом задетый,
в родимый прах вернувшийся
опять.
Библиофил какой-нибудь, я чую,
найдёт в былых, не нужных
никому
журналах, отпечатанных вслепую
нерусскими наборщиками,
тьму
статей, стихов, чувствительных романов
о том, как Русь была нам
дорога,
как жил Петров, как странствовал Иванов
и как любил покорный ваш
слуга.
Но подписи моей он не отметит:
забыто все. И, Муза, не
беда.
Давай блуждать, давай глазеть, как дети,
на проносящиеся
поезда,
на всякий блеск, на всякое движенье,
предоставляя выспренным
глупцам
бранить наш век, пенять на сновиденье,
единый раз дарованное
нам.
Like Nerodivshemusya chitatelyu
("To an Unborn Reader," 1930), Sirin's poem in which skvoznyak iz
proshlogo ("the draft from the past," the tentative Russian title of
TT) is mentioned, "The Anniversary" is directed at a distant future.
In the closing lines life is compared to a dream that is given to us only
once.
Petrov and Ivanov mentioned in "The Anniversary" also appear
in VN's epigram on G. Ivanov ("You could not find in all of Grub
Street...").
Bessonnitsa (Insomnia) is also mentioned by VN in the
closing lines of An Evening of Russian Poetry (1945):
Bessonnitza, tvoy vzor
oonyl i strashen;
lubov' moya,
otstoopnika prostee.
(Insomnia, your stare is dull and ashen,
my love, forgive me
this apostasy.)
Btw., there should exist a
Nabokov-Sirin stamp!
*I (1928)
Alexey Sklyarenko