The entire period of that separation was to span almost four years ('our black rainbow,' Ada termed it), from September, 1884 to June, 1888, with two brief interludes of intolerable bliss (in August, 1885 and June, 1886) and a couple of chance meetings ('through a grille of rain'). (1.26)

In Kuprin's story Chyornaya molniya ("The Black Lightning," 1912) the forestry officer mentions multiple rainbows ("a fairy tale seven-colored corridor") that appeared in the sky on the day of the terrible Messina earthquake (Dec. 28, 1908):

Глубокой зимою, в день ужасного мессинского землетрясения, утром, я был с гончими у себя на Бильдине. И вот часов в десять - одиннадцать на совершенно безоблачном небе вдруг расцвела радуга. Она обоими концами касалась горизонта, была необыкновенно ярка и имела в ширину градусов сорок пять, а в высоту двадцать - двадцать пять. Под ней, такой же яркой, изгибалась другая радуга, но несколько слабее цветом, а дальше третья, четвёртая, пятая, и все бледнее и бледнее - какой-то сказочный семицветный коридор. Это продолжалось минут пятнадцать.

The title of Kuprin's story is a reference to Gorky's Pesnya o burevestnike ("The Song of the Stormy Petrel," 1901) in which the petrel is compared to a black lightning:

Буревестник с криком реет, чёрной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.

And the Petrel soars while crying, reminiscent of black lightning, like an arrow piercing the clouds, with his wing rips foam from the waves.

Вот он носится, как демон, — гордый, чёрный демон бури, — и смеётся, и рыдает... Он над тучами смеётся, он от радости рыдает!

So he dashes, like a demon, - proud, black demon of the tempest, - and he's laughing and he's weeping . . . it is at the clouds he's laughing, it is with his joy he's weeping!

Van and Ada are the children of Demon Veen.

Gorky was often called Burevestnik revolyutsii ("the stormy petrel of the Revolution"). His penname means in Russian "bitter." In Aldanov's Klyuch ("The Key") Dr Krotov speaks of contemporary writers (the Andreevs, the Gorkies, the Sladkies) with contempt:

Как их, теперешних, не ругать: какие-то пошли Андреевы, Горькие, Сладкие. (Part Two, chapter XVII)

The word sladko (sweet) occurs in Ada: 'Sladko! (Sweet!)' Pushkin used to exclaim in relation to a different species [of mosquitoes] in Yukon. (1.17)

Leonid Andreev (the writer mentioned by Dr Krorov) brings to mind Andrey Andreevich Aksakov (AAA), Van's angelic Russian tutor. S. T. Aksakov is the author of "The Family Chronicle" and "The Childhood Years of Bagrov Grandson."

He [Van] was out, he imagined, na progulke (promenading) in the gloomy firwood with Aksakov, his tutor, and Bagrov's grandson, a neighbor's boy, whom he teased and pinched and made horrible fun of, a nice quiet little fellow who quietly massacred moles and anything else with fur on, probably pathological. (1.24)

The name Krotov comes from krot ("mole"). Krot ("The Mole") is a poem of Bryusov included in Sem' tsvetov radugi ("Seven Colors of Rainbow," 1912-15). The fur of moles is black. In his poem Bryusov calls the mole slepoy rabochiy ("a blind worker").

AAA is a great friend of Semyon Afanasievich Vengerov, the celebrated Pushkinist (1.38). Vengerov is a namesake of Semyon Kremenetsky, Musya's father in Aldanov's trilogy. A lawyer, Kremenetsky is a colleague of "the great Grombchevsky" (Demon's lawyer) and his nephew Gromwell (Van's lawyer). Grom is Russian for "thunder." Gromwell also brings to mind Oliver Cromwell. Cromwell's sescretary, John Milton (the author of Paradise Lost and Paradise Regained) was blind. The name Grombchevsky hints at Karabchevsky, the famous lawyer and author of memoirs Chto glaza moi videli ("What my Eyes have Seen," 1921) in which VN's father is mentioned.

According to Turchenko (the forestry officer in Kuprin's story), the black lightning was the most horrible thing that he saw in his life (and he saw a lot of striking things):

Я с детства в лесу, на реке, в поле. Я видел и слышал поразительные вещи, о которых не люблю рассказывать, потому что все равно не поверят. Я, например, наблюдал не только любовные хороводы журавлей, где все они пляшут и поют огромным кругом, а парочка танцует посредине, - я видел их суд над слабым перед осенним отлетом. Я мальчишкой-реалистом, живучи в Полесье, видел град с большой мужской кулак величиною, гладкими ледышками, но не круглой формы, а в виде как бы шляпки молодого белого гриба, и плоская сторонка слоистая. В пять минут этот град разбил все окна в большом помещичьем доме, оголил все тополи и липы в саду, а в поле убил насмерть множество мелкого скота и двух подпадков. Глубокой зимою, в день ужасного мессинского землетрясения, утром, я был с гончими у себя на Бильдине. И вот часов в десять - одиннадцать на совершенно безоблачном небе вдруг расцвела радуга. Она обоими концами касалась горизонта, была необыкновенно ярка и имела в ширину градусов сорок пять, а в высоту двадцать - двадцать пять. Под ней, такой же яркой, изгибалась другая радуга, но несколько слабее цветом, а дальше третья, четвёртая, пятая, и все бледнее и бледнее - какой-то сказочный семицветный коридор. Это продолжалось минут пятнадцать. Потом радуги растаяли, набежали мгновенно, бог знает, откуда тучи и повалил сплошной снежище.

Я видел лесные пожары. Я видел, как ураган валил пятисаженный сухостой. Да, я был тогда в лесу с объездчиком, лесниками и рабочими, и на моих глазах сотни громадных деревьев валились, как спички. Тогда объездчик Нелидкин стал на колени и снял шапку. И все сделали то же самое. И я. Он читал "Отче наш", и мы крестились, но мы не слышали его голоса из-за треска падающих деревьев и ломающихся сучьев. Вот, что я видел в своей жизни. Но также я видел и чёрную молнию, и это было ужаснее всего.

...И вот я увидал чёрную молнию. Я видел, как от молнии колыхало на востоке небо, не потухая, а всё время то развертываясь, то сжимаясь, и вдруг на этом колеблющемся огнями голубом небе я с необычайной ясностью увидел мгновенную и ослепительно чёрную молнию. И тотчас же вместе с ней страшный удар грома точно разорвал пополам небо и землю и бросил меня вниз, на кочки. Очнувшись, я услышал сзади себя дрожащий, слабый голос Якова.

Turchenko also mentions grom ("thunder").

Btw., raduzhka (raduzhnaya obolochka) is Russian for "eye iris." Semantically, raduzhka is a diminutive of raduga (rainbow).

Marina and Ada hired a landaulet to Radugalet:

Did they hire a motor landaulet to Radugalet? Ten miles, she guessed. Ten versts, said Van. She stood corrected. (1.24)

"Landaulet" brings to mind Landau, Aldanov's real name.

versta (verst) = sterva (dead animal; carrion)

Lucette to Van: 'Oh, it went on practically every night at Marina Ranch, and often during siestas; otherwise, in between those vanouissements (her expression), or when she and I had the flow, which, believe it or not -'

'I can believe anything,' said Van.

'- took place at coincident dates, we were just ordinary sisters, exchanging routine nothings, having little in common, she collecting cactuses or running through her lines for the next audition in Sterva, and I reading a lot, or copying beautiful erotic pictures from an album of Forbidden Masterpieces that we found, apropos, in a box of korsetov i khrestomatiy (corsets and chrestomathies) which Belle had left behind, and I can assure you, they were far more realistic than the scroll-painting by Mong Mong, very active in 888, a millennium before Ada said it illustrated Oriental calisthenics when I found it by chance in the corner of one of my ambuscades.' (2.5)

P.S. to my previous post: Клервилль искренно восторгался «Легендой о Великом инквизиторе». Однако его коробило и даже оскорбляло, что высокие философские и религиозные мысли высказывались в каком-то кабаке странным человеком — не то отцеубийцей, не то подстрекателем к убийству. (Part Two, chapter IX) "Clareville was sincerely delighted with "The Legend about the Grand Inquisitor..."