‘Art my foute. This is the hearse of ars, a toilet roll of the Carte du Tendre! I’m sorry you showed it to me. That ape [Kim Beauharnais] has vulgarized our own mind-pictures. I will either horsewhip his eyes out or redeem our childhood by making a book of it: Ardis, a family chronicle.’ (2.7)
 
Darkbloom ('Notes to Ada'): Carte du Tendre: ‘Map of Tender Love’, sentimental allegory of the seventeenth century.
 
In his article <O Мильтоне и шатобриановом переводе "Потерянного рая"> ("On Milton and Chateaubriand's Translation of Paradise Lost," 1836, The Contemporary #5) Pushkin criticizes Victor Hugo's play Cromwell (1827) and Alfred de Vigny's novel Cinq Mars (1826) in which John Milton (1608-74) appears as a character:
 
Альфред де Виньи в своём «Сен-Марсе» также выводит перед нами Мильтона и вот в каких обстоятельствах:
У славной Марии Делорм, любовницы кардинала Ришелье, собирается общество придворных и учёных. Скюдери толкует им свою аллегорическую карту любви. Гости в восхищении от крепости Красоты, стоящей на реке Гордости, от деревни Записочек, от гавани Равнодушия и проч. и проч. Все осыпают г-на Скюдери напыщенными похвалами, кроме Мольера, Корнеля и Декарта, которые тут же находятся. Вдруг хозяйка представляет обществу молодого путешествующего англичанина, по имени Джона Мильтона, и заставляет его читать гостям отрывки из «Потерянного Рая».
 
In Cinq Mars Scudéry explains to the guests of Marion Delorme (cardinal de Richelieu's mistress) his allegorical map of love. Everybody (except Molière, Corneille and Descartes) is delighted with the fortress of Beauty on the river of Pride, with the village of Little Notes, with the harbour of Indifference, et cetera. Young Milton (whose eyes are red because of too much vigil or shedding too many tears) is asked to read aloud the excerpts from his Paradise Lost. Actually, Milton composed Paradise Lost (publ. in 1667) much later, when he was completely blind.
 
Van puts out Kim Beauharnais's eyes with an alpenstock:
'But, you know, there’s one thing I regret,’ she [Ada] added: ‘Your use of an alpenstock to release a brute’s fury — not yours, not my Van’s. I should never have told you about the Ladore policeman. You should never have taken him into your confidence, never connived with him to burn those files — and most of Kalugano’s pine forest. Eto unizitel’no (it is humiliating).’
‘Amends have been made,’ replied fat Van with a fat man’s chuckle. ‘I’m keeping Kim safe and snug in a nice Home for Disabled Professional People, where he gets from me loads of nicely brailled books on new processes in chromophotography.’ (2.11).
 
And here’s the last one: Kim’s apotheosis of Ardis.’
The entire staff stood in several rows on the steps of the pillared porch behind the Bank President Baroness Veen and the Vice President Ida Larivière. Those two were flanked by the two prettiest typists, Blanche de la Tourberie (ethereal, tearstained, entirely adorable) and a black girl who had been hired, a few days before Van’s departure, to help French, who towered rather sullenly above her in the second row, the focal point of which was Bouteillan, still wearing the costume sport he had on when driving off with Van (that picture had been muffed or omitted). On the butler’s right side stood three footmen; on his left, Bout (who had valeted Van), the fat, flour-pale cook (Blanche’s father) and, next to French, a terribly tweedy gentleman with sightseeing strappings athwart one shoulder: actually (according to Ada), a tourist, who, having come all the way from England to see Bryant’s Castle, had bicycled up the wrong road and was, in the picture, under the impression of accidentally being conjoined to a group of fellow tourists who were visiting some other old manor quite worth inspecting too. The back rows consisted of less distinguished menservants and scullions, as well as of gardeners, stableboys, coachmen, shadows of columns, maids of maids, aids, laundresses, dresses, recesses — getting less and less distinct as in those bank ads where limited little employees dimly dimidiated by more fortunate shoulders, but still asserting themselves, still smile in the process of humble dissolve. (2.7)
 
As I pointed out before, Kim's apotheosis of Ardis is a parody of the group photograph taken in Kremlin and described by a character in Aldanov's novel Peshchera ("The Cave," 1936). In his review of "The Cave" (Contemporary Notes, # 61) VN says that the entire "letter from Russia" is wonderful, particularly, the description of Lenin and the gang being photographed "for posterity:"
 
Всё "письмо из России" великолепно, и особенно описaние, кaк Ленин с шaйкой "снимaлся для потомствa". "Зa его стулом стояли Троцкий во френче и Зиновьев в кaкой-то блузе или толстовке". "...Кaкие Люциферовы чувствa они должны испытывaть к нежно любимому Ильичу..." "А ведь, если б в тaком-то году, нa тaком-то съезде, голосовaть не тaк, a инaче, дa нa тaкую-то брошюру ответить вот тaк, то ведь не он, a я сидел бы "Дaвыдычем" нa стуле, a он стоял бы у меня зa спиной с доброй, товaрищески-верноподдaнической улыбкой!" Это звучит приговором окончaтельным, вечным, тем приговором, который вынесут будущие временa.
 
Trotsky and Zinoviev (who stand on the photograph behind Lenin) must experience Lyutsiferovy chuvstva (Lucifer's feelings) toward tenderly loved Ilyich. Zinoviev was executed in 1936. Stalin's agent who in 1940 assassinated Trotsky used an alpenstock. Satan (Lucifer) is a character in Paradise Lost.
 
paradise = Ardis + ape (Van calls Kim Beauharnais "that ape")
Satan + Milton + shutka/shtuka = Stalin + komnata + shut/tush
 
shutka - joke
shtuka - trick, stunt; ting; item
komnata - room
shut - fool, buffon, clown
tush - mus., flourish
 
There are shuty (fools) in Hugo's Cromwell. As he speaks to Lord Rochester (who criticizes Milton's Satan), Milton uses the phrase (as quoted by Pushkin in "On Milton and Chateaubriand's Translation of Paradise Lost") glupaya shutka (a silly joke):
 
Лорд Рочестер (про себя).
Что он там городит?
 
Один из шутов.
Смешной мечтатель!
 
Кромвель (пожимая плечами).
Твой Иконокласт очень хорошая книга, но твой чорт, Левиафан... (смеясь) очень плох...
 
Мильтон (сквозь зубы, с негодованием).
И Кромвель смеётся над моим Сатаною!
 
Рочестер (подходит к нему).
Г. Мильтон!
 
Мильтон (не слыша его и обратясь к Кромвелю).
Он это говорит из зависти.
 
Рочестер (Мильтону, который слушает его с рассеянностию).
 
По чести вы не понимаете поэзию. Вы умны, но у вас недостает вкуса. Послушайте: французы учители наши во всём. Изучайте Ракана, читайте его пастушеские стихотворения. Пусть Аминта и Тирсис гуляют у вас по лугам; пусть она ведёт за собою барашка на голубой ленточке. Но Ева, Адам, ад, огненное озеро! Сатана голый, с опаленными крыльями! Другое дело: кабы вы его прикрыли щёгольским платьем; кабы вы дали ему огромный парик и шлем с золотою шишкою, розовый камзол и мантию флорентинскую, как недавно видел я во французской опере Солнце в праздничном кафтане.
 
Мильтон (удивлённый).
Это что за пустословие?
 
Рочестер (кусая губы).
Опять я забылся! — Я, сударь, шутил.
 
Мильтон.
Очень глупая шутка!
 
Alexey Sklyarenko
Google Search
the archive
Contact
the Editors
NOJ Zembla Nabokv-L
Policies
Subscription options AdaOnline NSJ Ada Annotations L-Soft Search the archive VN Bibliography Blog

All private editorial communications are read by both co-editors.