There is виола заблудившегося пола ("viola of the stray sex," a line in Koncheev) in The Gift.
 
In Pale Fire, Fleur de Fyler kept trying, as one quietly insane, to mend a broken viola d'amore or sat in dolorous attitudes comparing two ancient flutes, both sad-tuned and feeble.
 
In Ada, a lover of Rack's wife played the triple viol. When King Victor visits a floramor for the last time, he looks again as ruddy as a proverbial fiddle.
 
All these metaphors and similes reminded me of Innokentiy Annensky's famous poem "Смычок и струны" (The Bow and the Strings) from "Трилистник соблазна" (The Trefoil of Temptation):

Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?..»
И скрипка отвечала «да»,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок всё понял, он затих,
А в скрипке эхо всё держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч.... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.

Alexey Sklyarenko

Google Search the archive Contact the Editors Visit "Nabokov Online Journal" Visit Zembla View Nabokv-L Policies Manage subscription options Visit AdaOnline View NSJ Ada Annotations Temporary L-Soft Search the archive

All private editorial communications are read by both co-editors.